Нарцисс, сын бога реки Кефиса и нимфы Лириопы, был юноша чудесной красоты, но сердце у него было гордое и жестокое, он никого не любил.
Однажды он охотился на горе Киферон и загнал в сеть молодого красивого оленя.
Увидала стройного юношу-охотника нимфа Эхо, полюбила его и пошла тайно следом за ним, пробираясь по горам, лесам и долинам.
Но нимфа Эхо была наказана Герой — она не могла говорить первая и не могла молчать, когда говорили другие. Ей хотелось теперь сказать юноше ласковое слово, но, обреченная на молчание, она стала ждать, пока он что-нибудь скажет, чтоб отозваться на его слова.
Идя по густому горному лесу. Нарцисс сбился с пути и отстал от товарищей. Оглянувшись и увидев, что вокруг никого нет, он крикнул:
— Есть ли кто здесь?
— Здесь! — ответила Эхо.
Остановился юноша Нарцисс, осмотрелся кругом и крикнул:
— Ко мне!
— Ко мне! — ответил чей-то таинственный голос.
Оглянулся Нарцисс снова, видит — никого нет.
— Зачем гонишься ты за мной? — сказал он, и голос ему ответил: — Гонишься за мной!
— Иди ко мне, будем друзьями, — крикнул Нарцисс, и голос нежно ответил:
— Будем друзьями!
И вот из чащи лесной показалась нимфа Эхо и стала манить рукой его к себе.
Но Нарцисс стал от нее убегать, и, убегая, он крикнул;
Никогда я не подружусь с тобой!
И ответила Эхо:
— Подружусь с тобой!
Вдруг она исчезла в дремучем лесу и в смущении скрыла лицо в зеленых ветках деревьев. С той поры таится она в пустынных глухих пещерах, оврагах, грустя о прекрасном Нарциссе. И от грусти покрылось ее лицо морщинами, она похудела, остался от нее один только голос. Но голос остался у нее такой же, как был, — молодой и звонкий, а тело ее обратилось мало-помалу в скалу.
Голос Эхо слышен в лесах, на горах и в рощах, и хотя видеть ее невозможно, но она слышна всем.
Другие нимфы тоже полюбили жестокого, бессердечного юношу Нарцисса, а он не любил никого.
И они сказали тогда:
— Пусть и его никто не любит!
Однажды в знойный летний полдень охотился Нарцисс на горе Геликон и, усталый, подошел к прозрачному тихому ручью, что протекал под сенью густых деревьев.
Он лег у ручья на траву и, томимый жаждой, наклонился, чтобы напиться воды. И вдруг он увидел в светлой зеркальной воде прекрасного юношу — это было его отражение. И, точно прикованный какой-то чудесной силой, он глядел и не мог насмотреться на прекрасное лицо юноши, не зная, что он полюбил себя самого. Глаза его не могли налюбоваться своим отражением в воде, а губы его целовали холодные струи; он протягивал руки и обнимал светлые воды ручья. Он не ел, не пил и не спал, обращаясь к своему отражению:
— Выйди из воды, прекрасный юноша, я знаю — ты любишь меня, ты целуешь и обнимаешь меня, когда я тебя обнимаю. Я улыбаюсь, ты в ответ улыбаешься мне.
Я плачу, ты отвечаешь на плач мой слезами. Но горе мне — видно, люблю я свой собственный образ, люблю себя самого.
Склонился Нарцисс над водой; сидит неподвижно и смотрит в светлый ручей, и с каждым днем силы его слабеют. Плачет он и говорит:
— Горе мне, горе!
И нимфа Эхо, любя по-прежнему юношу, повторяет: «Горе! Горе!»
Вздыхает Нарцисс, и вздыхает за ним Эхо.
И вот склонил Нарцисс на траву свою усталую голову и умер.
И, узнав о смерти Нарцисса, заплакали горько дриады лесные и заплакала Эхо.
Собрались они хоронить Нарцисса и стали искать его тело, но найти его нигде не могли.
Там, где юноша склонил на траву голову, вырос красивый, холодный, стройный цветок с белыми лепестками, и люди назвали его нарциссом.