Саша Чёрный.

Игорь – Робинзон

Отец уехал по делам в Париж. Мама с экономкой ушли в соседнее местечко за покупками. Игоря не взяли, - до местечка три километра да обратно три. Жара, он «слабый», он устанет... И на надо! Слабый... А мама не слабая? Вчера по парку и вокруг пруда он километров восемнадцать рысью проскакал. Попробовала бы экономка за ним угнаться... И потом в сарайчике на вытянутой руке жестянку с краской десять секунд держал. Слабый...

Игорь заглянул на кухню, выпросил у кухарки кусок теста, вылепил из него бюст Гоголя и поставил на скамейку сохнуть на солнце. Но пришел индюк, выругался на своем индюшечьем языке, клюнул Игоря в кушак, а Гоголя съел. Дурак надутый!

На лужке за тополями паслась корова. Не очень-то с ней поиграешь в красном галстуке… У тореадора - шпага, а у Игоря только ореховый прут. И теленок ее тоже нелепое создание. Чуть увидит мальчика, сейчас же подойдет боком, защемит губами угол курточки, и давай сосать. Это новую- то курточку!

И вспомнил: у пристани на пруду – лодка. Можно покачаться, половить на английскую булавку рыбу, поднять адмиральский флаг – голубой носовой платок на пруте. Мало ли что можно.

Запрещено одному кататься на лодке. Но сидеть в лодке, когда она на замке и цепочке, - разговора об этом не было…

Побежал- побежал, наискось через парк, сквозь цепкую повилику, колючую ежевику, кусачую крапиву. Продрался к пристани, влез в лодку и стал воду ржавой жестянкой вычерпывать. Флаг поднял, на скамейку газетный лист подстелил – не удобно же адмиралу на мокрой доске сидеть,- сел и давай лодку раскачивать. Волны справа, волны слева, по тихому пруду зыбь побежала… Зажигательное стекло из кармана вынул и стал сквозь него вдаль смотреть, будто в подзорную трубу: на горизонте тучи, корабль трещит по швам, в парусах штормовой ветер гудит… «Свистать всех наверх!»

И докачался. Цепочка натянулась, вырвала из трухлявого столба крючок и вместе с замком хлопнулась в воду. Обернулся Игорь – пристань в пяти шагах качается – кланяется. До свиданья, адмирал!

Адмирал, однако, не растерялся, схватил со дна весло, еле поднял, хотел за пристань зацепиться – далеко… А легкий ветерок залопотал в тополях вокруг пруда и боком понес лодку на середину прямо к тенистому островку. Игорь веслом в одну сторону поболтал, в другую, весло упрямое, все норовит из уключины выскочить и мальчика рукояткой на скамейке опрокинуть. Бросил весло, притих и стал ждать, куда Бог вынесет. А сердце на весь пруд колотится.

Зашипела над лодкой зеленая лоза, кролики за кус¬там брызнули: лодка вздрогнула и остановилась. Остров!

Что делает в первые минуты мореплаватель, прибитый бурей к необитаемому острову? Осматривает свое владение. Игорь так и сделал. Со всех сторон вода. Посредине острова резная будка, в будке охапка старого сена. Под кустами можжевельника, у самых корней притаились испуганные кролики, - это их садовник сюда привез. Мальчик измерил остров: в длину двадцать пять шагов, в ширину пятнадцать. Много места, очень много, - чем меньше мальчик, тем просторнее ему кажется клочок земли… А вдруг там, под будкой, клад? Или вход в подземные катакомбы, которые тянутся до самого Парижа? Ай!..

Он побежал к лодке, во поздно. Ведь он же ее не привязал, — вильнула носом в отплыла!..

— Настя!.. Я потерпел кру-ше-ни-е!

Корова на лугу удивленно подняла морду. В парке насмешливо залопотал индюк... Кухня далеко, конечно, Настя не услышит.

Что же делать? Хныкатмой, да это же пудель садовника лает!

Выбежал Игорь из будки, - в самом деле, на берегу пруда пудель, лохматый, черный друг, смотрит на пустую лодку и взволнованно лает. Увидал мальчика на острове да так и залился визгливой флейтой в собачьей истерике:

—