В произведении, написанном в 1906—08 гг., отражена характерная тенденция зрелой бунинской лирики. Вместо привычного читателю лирического «я» появляется персонаж, сближающий стихотворный текст с эпическим жанром.

Художественное пространство «Дикаря» формируется с позиции героя, отчаянного и бесстрашного охотника. Центром модели мира становятся высокие крутые скалы, соседствующие с головокружительной вертикалью, конечными точками которой становятся небо и океан. Интересно, что противоположные полюсы могут сливаться: их объединяет общая цветовая доминанта — «синь», «синева».

Дикарь целеустремленно пробирается вверх, его не смущает опасность и трудность пути: персонаж не обращает внимания на растения, которые слетают из-под ноги далеко вниз. Герой, получивший от автора оценку «безумец», действует «как во сне», будто подвергшись воздействию гипнотизера. Его цель — не просто добыча, а «большая высота», окончательная и бескомпромиссная. Нагнетание лексики с коннотациями опасности и риска порождает еще один мотив — смерти.

Сцена удачной охоты начинается с неожиданного риторического вопроса, обращенного к лирическому «ты». Фраза лишена всякой жалости: персонаж сосредоточен на технике стрельбы, которую тут же демонстрирует. Шум крыльев раненой птицы становится единственным звуком в визуальном ряду лирического повествования. Жертва «уходит в синеву», тонет в «бездонном небе», как в глубоком океане, — стилистическая фигура вновь напоминает о единстве противоположных точек вертикали.

Развязка финала «Дикаря» характерна для бунинской поэтики. Вечная природа остается безучастной к гибели птицы: кровь грифа, которая сравнивается с упавшей звездой, смывается «волною изумруда».

Двукратное повторение приметной лексемы «стремь» задает начальные координаты художественного пространства. Редкое слово, имеющее старославянские корни, обладает значениями: «вниз», «обрывистый», «крутой». Интересно, что лексема «стремь» стала заглавием произведения Вяч. Иванова, созданного примерно на пять лет ранее бунинского. Хотя поэт критически относился к символистам, в этом случае можно говорить об интертекстуальных связях. Образ «горного стрелка» в трактовке Иванова также исполнен решимости и отваги. Его «дикарь» идет «чрез дебрь и кручь», только путь пролегает вниз, а не вверх. Стоя на самом краю бездны, герой любуется панорамой озер и рек, раскинувшихся в долине.