Не торопись, мой верный пес! 
Зачем на грудь ко мне скакать? 
Еще успеем мы стрелять. 
Ты удивлен, что я прирос 
На Волге: целый час стою 
Недвижно, хмурюсь и молчу. 
Я вспомнил молодость мою 
И весь отдаться ей хочу 
Здесь на свободе. Я похож 
На нищего: вот бедный дом, 
Тут, может, подали бы грош. 
Но вот другой — богаче: в нем 
Авось побольше подадут. 
И нищий мимо; между тем 
В богатом доме дворник плут 
Не наделил его ничем. 
Вот дом еще пышней, но там 
Чуть не прогнали по шеям! 
И, как нарочно, все село 
Прошел — нигде не повезло! 
Пуста, хоть выверни суму. 
Тогда вернулся он назад 
К убогой хижине — и рад, 
Что корку бросили ему, 
Бедняк ее, как робкий пес, 
Подальше от людей унес 
И гложет... Рано пренебрег 
Я тем, что было под рукой, 
И чуть не детскою ногой 
Ступил за отческий порог. 
Меня старались удержать 
Мои друзья, молила мать, 
Мне лепетал любимый лес: 
Верь, нет милей родных небес! 
Нигде не дышится вольней 
Родных лугов, родных полей, 
И той же песенкою полн 
Был говор этих милых волн. 
Но я не верил ничему. 
Нет,— говорил я жизни той: — 
Ничем не купленный покой 
Противен сердцу моему... 

Быть может, недостало сил 
Или мой труд не нужен был, 
Но жизнь напрасно я убил, 
И то, о чем дерзал мечтать, 
Теперь мне стыдно вспоминать! 
Все силы сердца моего 
Истратив в медленной борьбе, 
Не допросившись ничего 
От жизни ближним и себе, 
Стучусь я робко у дверей 
Убогой юности моей: 
— О юность бедная моя! 
Прости меня, смирился я! 
Не помяни мне дерзких грел, 
С какими бросив край родной, 
Я издевался над тобой! 
Не помяни мне глупых слез, 
Какими плакал я не раз, 
Твоим покоем тяготясь! 
Но благодушно что-нибудь, 
На чем бы сердцем отдохнуть 
Я мог, пошли мне! Я устал, 
В себя я веру потерял, 
И только память детских дней 
Не тяготит души моей... 


Я рос, как многие, в глуши, 
У берегов большой реки, 
Где лишь кричали кулики, 
Шумели глухо камыши, 
Рядами стаи белых птиц, 
Как изваяния гробниц, 
Сидели важно на песке; 
Виднелись горы вдалеке, 
И синий бесконечный лес 
Скрывал ту сторону небес, 
Куда, дневной окончив путь, 
Уходит солнце отдохнуть. 

Я страха смолоду не знал, 
Считал я братьями людей, 
И даже скоро перестал 
Бояться леших и чертей. 
Однажды няня говорит: 
«Не бегай ночью — волк сидит 
За нашей ригой, а в саду 
Гуляют черти на пруду!» 
И в ту же ночь пошел я в сад. 
Не то, чтоб я чертям был рад, 
А так — хотелось видеть их. 
Иду. Ночная тишина 
Какой-то зоркостью полна, 
Как будто с умыслом притих 
Весь божий мир — и наблюдал, 
Что дерзкий мальчик затевал! 
И как-то не шагалось мне 
В всезрящей этой тишине. 
Не воротиться ли домой? 
А то как черти нападут 
И потащат с собою в пруд, 
И жить заставят под водой? 
Однако, я не шел назад. 
Играет месяц над прудом, 
И отражается на нем 
Береговых деревьев ряд. 
Я постоял на берегу, 
Послушал — черти ни гу-гу! 
Я пруд три раза обошел, 
Но черт не выплыл, не пришел! 
Смотрел я меж ветвей дерев 
И меж широких лопухов, 
Что поросли вдоль берегов, 
В воде: не спрятался ли там? 
Узнать бы можно по рогам. 
Нет никого! Пошел я прочь, 
Нарочно сдерживая шаг. 
Сошла мне даром эта ночь, 
Но если б друг какой иль враг 
Засел в кусту и закричал, 
Иль даже, спугнутая мной, 
Взвилась сова над головой,— 
Наверно б мертвый я упал! 
Так, любопытствуя, давил 
Я страхи ложные в себе 
И в бесполезной той борьбе 
Немало силы погубил. 
Зато добытая с тех пор 
Привычка не искать опор 
Меня вела своим путем, 
Пока рожденного рабом 
Самолюбивая судьба 
Не обратила вновь в раба!