Ответ:

Эпиграммы Сумарокова точны и остры по мысли, просты и лаконичны по слогу. Не случайно они вписываются и в нашу современную действительность. Сделаем небольшое теоретическое отступление, скажем несколько слов о том, что за поэтический жанр эпиграмма. Это древняя жанровая форма, известная еще в античности (по-гречески epigramma означает надпись). Действительно, в те далекие времена она и была надписью на пьедестале статуи или на алтарных воротах. Но постепенно надпись переходила с культовых предметов на обыкновенные бытовые, становилась насмешливой, ироничной и, в конце концов, сатирической. Форма эпиграммы стабильна, то есть не меняется на протяжении вот уже многих веков. Она лаконична, наполнена энергией затаенной насмешки, но вынуждена это как бы скрывать, превращая глубокую мысль в поэтическую игру. Эта игра и ритмическая. Благодаря сжатому в пружину ритму, на коротком участке в несколько стихотворных строк умещается очень емкое смысловое содержание.

Сумароков в своих эпиграммах обращался к самым разным сторонам жизни современного ему общества. Например, поэт говорит о ненадежности мужицкого счастья. Крестьянин, случайно оказавшийся за богатым господским столом, все-таки не может забыть ни о толокне, ни о голоде:

Мужик не позабудет, Как кушал толокно, И посажен хоть будет За красное сукно.

Говоря об униженном положении образованных, но небогатых людей, он использует прием антитезы (противопоставления):

Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог. Конечно, голова в почтенье меньше ног.

Большинство эпиграмм обращены к предметам, которые занимали Сумарокова постоянно: театральные премьеры, литературные споры, поэтические выступления собратьев по перу. Есть эпиграммы, принимающие форму насмешливой эпитафии (греческое слово epitaphios означает надгробная надпись):

Под камнем сим лежит Фирс Фирсович Гомер, Который пел, не знав галиматии мер. Великого воспеть он мужа устремился: Отважился, дерзнул, запел – и осрамился, Оставив по себе потомству вечный смех. Он море обещал, а вылилася лужа. Прохожий! возгласи к душе им пета мужа: Великая душа, прости вралю сей грех!