Ответ:

Владимир МаяковскийНЕОБЫЧАЙНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ, БЫВШЕЕ С ВЛАДИМИРОМ МАЯКОВСКИМ ЛЕТОМ НА ДАЧЕ(Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.)В сто сорок солнц закат пылал,

в июль катилось лето,

была жара,

жара плыла —

на даче было это.

Пригорок Пушкино горбил

Акуловой горою,

а низ горы —

деревней был,

кривился крыш корою.

А за деревнею —

дыра,

и в ту дыру, наверно,

спускалось солнце каждый раз,

медленно и верно.

А завтра

снова

мир залить

вставало солнце а́ло.

И день за днем

ужасно злить

меня

вот это

стало.

И так однажды разозлясь,

что в страхе все поблекло,

в упор я крикнул солнцу:

«Слазь!

довольно шляться в пекло!»

Я крикнул солнцу:

«Дармоед!

занежен в облака ты,

а тут — не знай ни зим, ни лет,

сиди, рисуй плакаты!»

Я крикнул солнцу:

«Погоди!

послушай, златолобо,

чем так,

без дела заходить,

ко мне

на чай зашло бы!»

Что я наделал!

Я погиб!

Ко мне,

по доброй воле,

само,

раскинув луч-шаги,

шагает солнце в поле.

Хочу испуг не показать —

и ретируюсь задом.

Уже в саду его глаза.

Уже проходит садом.

В окошки,

в двери,

в щель войдя,

валилась солнца масса,

ввалилось;

дух переведя,

заговорило басом:

«Гоню обратно я огни

впервые с сотворенья.

Ты звал меня?

Чаи́ гони,

гони, поэт, варенье!»

Слеза из глаз у самого —

жара с ума сводила,

но я ему —

на самовар:

«Ну что ж,

садись, светило!»

Черт дернул дерзости мои

орать ему, —

сконфужен,

я сел на уголок скамьи,

боюсь — не вышло б хуже!

Но странная из солнца ясь

струилась, —

и степенность

забыв,

сижу, разговорясь

с светилом постепенно.

Про то,

про это говорю,

что-де заела Роста,

а солнце:

«Ладно,

не горюй,

смотри на вещи просто!

А мне, ты думаешь,

светить

легко?

— Поди, попробуй! —

А вот идешь —

взялось идти,

идешь — и светишь в оба!»

Болтали так до темноты —

до бывшей ночи то есть.

Какая тьма уж тут?

На «ты»

мы с ним, совсем освоясь.

И скоро,

дружбы не тая,

бью по плечу его я.

А солнце тоже:

«Ты да я,

нас, товарищ, двое!

Пойдем, поэт,

взорим,

вспоем

у мира в сером хламе.

Я буду солнце лить свое,

а ты — свое,

стихами».

Стена теней,

ночей тюрьма

под солнц двустволкой пала.

Стихов и света кутерьма —

сияй во что попало!

Устанет то,

и хочет ночь

прилечь,

тупая сонница.

Вдруг — я

во всю светаю мочь —

и снова день трезвонится.

Светить всегда,

светить везде,

до дней последних донца,

светить —

и никаких гвоздей!

Вот лозунг мой —

и солнца!

[1920]

1. Поэт описывает ландшафт и ежедневный закат солнца за Акулову гору. И неизменный его восход после ночи.

2. Поэта стал раздражать размеренный и неизбежный цикл солнца. Он посчитал свой творческий труд выше, нужнее, напряженнее. И он бросает солнцу вызов. Поскольку он мастер слова, он использует при этом каламбур, приглашая солнце ЗАЙТИ К НЕМУ, а не ЗАЙТИ ЗА АКУЛОВУ ГОРУ, как извечно поступало солнце. И солнце ЗАШЛО И СЕЛО... к поэту за стол, пить чай с вареньем

3. Сначала солнце своей жаркой массой напугало поэта. Пройдя по полю на ногах-лучах, оно ввалилось к нему, пройдя через все окна, двери и щели. Но настроено оно было вполне миролюбиво: из него струилась "ясь", - тепло, свет, доброта, располагающие к дружеской беседа. Солнце ведь тоже, по его словам, впервые воспользовалось возможностью рассказать, как ему нелегко светить. Но долг - превыше всего. Раз взялся - иди и свети усердно, несмотря ни на что. 

4. Завязалась дружеская беседа. Каждый говорил о своих трудностях, поддерживая другого словами, что есть много проблем, но эта работа очень важна. Собеседники нашли, что есть много общего в труде поэта и солнца: освещать жизнь людей, показывать, где свет, а где тьма.  И выработали общий лозунг: "Светить всегда, светить везде, до дней последних донца..."