Беневоленский Феофнлакт Иринархович - градоначаль-ник, сменивший князя Микаладзе. При нем "благополучие глу-повцев... не только не нарушилось, но получило лишь пущее утверждение", так как Беневоленский фактически устранился от дел. Однако в отличие от Микаладзе он "чувствовал непрео-боримую наклонность к законодательству" и, невзирая на на-чальственный запрет, тайком издавал законы, впрочем, не слиш- ком обременительные для глуповцев и даже носившие коми-ческий характер ("Устав о добропорядочном пирогов печении"). Подумывал даже о сочинении конституции, хотя при этом уже проявилась его истинно градопачалышческая натура: "Слово "обязанности" он сознавал очень ясно, так что мог об этом пред-мете исписать целые дести бумаги, но "права" - что такое "пра-ва"?" Тем не менее, написанный им "Устав о свойственном гра-доправителю добросердечии" содержал крамольные, с точки зрения начальства, пункты: "Да памятует градоправитель, что одною строгостью... ни голода людского утолить, ни наготы че-дловеческой одеть не можно". И когда Беневоленский пытался Оправдываться тем, что "никогда глуповцы в столь тучном со-стоянии не были, как при нем", ему отвечали, что "правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек... воздержался". Некоторые детали жизнеописания Беневоленского имеют очевидное сходство с биографией видного деятеля начала цар-ствования Александра I - М.М.Сперанского, чья законотвор-ческая деятельность завершилась опалой и ссылкой. Бородавкнн Василиск Семенович - тип градоначальника, "у которого ноги во всякое время готовы были бежать неведо-мо куда". "Вмещал... в себе" много крику. В его сочинении "Мыс-ли о градоначальническом единомыслии, атакжео градоначаль-ничсском единовластии и о прочем" отразились не столько даже его "идеалы", сколько повседневный обиход сто общения с обы-вателями, каждый из которых, по его убеждению, "всегда в чем-нибудь виноват": "Речь должна быть отрывистая, взор обещаю-щий дальнейшие распоряжения, походка неровная, как бы су-дорожная". И хотя он жаловался, что руки у него связаны, и втихомолку сочинял устав "о нестеснении градоначальников законами", на самом деле ничем не стеснялся и, ведя войны "за просвещение", ходил на обывателей походом, разоряя дома и слободы. При всей фантастичности отдельных деталей (войс-ко Бородавкина состояло из оловянных солдатиков, лица ко-торых в должный момент наливались кровью), у этих эпизодов была вполне реальная историческая основа: насильственное введение картофеля, начиная еще со времен Екатерины. 
В "Губернских очерках" "озорник" брезгливо рассуждает о том, как "у них" (крестьян) все "тупо принимается": "у нас столько было tracas с этим картофелем! точно мы их в язычес-кую веру обращали". Каковы были "хлопоты" по обращению в картофельную "веру", видно из официального отчета по Вятс-кой губернии, вероятно известного служившему там Салтыко- ву: "Для приведения толпы в некоторое смущение губернатор велел дать залп из 46 ружей.