В 1918 году Город жил странною, неестественной жизнью,  которая очень возможно уже не повторится в двадцатом столетии. За каменными стенами все квартиры были переполнены. Свои давнишние исконные жители жались и продолжали сжиматься дальше, волею-неволею впуская новых пришельцев, устремлявшихся на Город. И те как раз и приезжали по этому стреловидному мосту оттуда, где загадочные сизые дымки. Бежали седоватые банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы, оставившие доверенных помощников в Москве, которым было поручено не терять связи с тем новым миром, который нарождался в Московском царстве, домовладельцы, покинувшие дома верным тайным приказчикам, промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери: петербургские, бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали князья и алты…ики ( незнаю, что это за слово), поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров. Вся эта масса просачиваясь в щель держала свой путь на Город. Всю весну, начиная с избрания гетмана, он наполнялся и наполнялся пришельцами. Тотчас же вышли новые газеты, и лучшие перья в России начали писать в них фельетоны и в этих фельетонах поносить большевиков. Извозчики целыми днями таскали седоков из ресторана в ресторан, и по ночам в кабаре играла струнная музыка. Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка. До самого рассвета шелестели игорные клубы, и в них играли гордые немецкие лейтенанты и майоры, которых русские боялись и уважали. Играли арапы из клубов Москвы и украинско-русские, уже висящие на волоске, помещики. В кафе «Максим» соловьем свистал на скрипке обаятельный сдобный румын, и глаза у него были чудесные: печальные, томные, с синеватым белком, а волосы — бархатные. 

лучше проверь в интернете - т. к. это, если не ошибаюсь, из книги, там может быть авторская пунктуация.