Вверх от Дальнего река показалась нам райским местом, непочатым, не тронутым человеком. Над во­дой, над цветами кувшинок висели стрекозы Осень — пора подведения итогов походов и экспеди­ций.Наш первый лагерь — у Дальнего. Проснулись — над водой молочный туман. Два пастуха, один с лодки, дру­гой с берега, ловят пПравый высокий берег почти везде покрыт дубня­ком. Это тот самый дорогой корабельный лес, на кото­ром царь Пётр остановил взгляд, выбирая место для первой российской верфи. лотву; чуть в стороне в воде стоит цапля, караулит лягушек.Над во­дой, над цветами кувшинок висели стрекозы. Изумруд­ными челночками проносились над гладью плёсов ры­баки-зимородки.   Выбираясь из леса, река повсюду тощает. Обшир­ные, полноводные и бездонные, кажется, плёсы пре­вращаются вдруг в неширокий и неглубокий поток, вьющийся по лугам. Река и тут хороша. Камыш, осока, рогоз ресницами обрамляют прихотливую ленту воды. Тут видишь: река обжита.Почти всегда спрямить реку — это значит обворовать землю... Левый берег, как правило, низок. Растут тут чёрный ольшаник, осина, ивы, черёмуха, а на песча­ных сухих возвышениях — сосны.Где-то после Рамони чувствуешь набухание реки. Течение становится еле заметным и потом совсем про­падает. Вода подёрнута ряской, как в старом озере. Отощавшая река не могла уже на­поить огромный индустриальный Воронеж. Вышка в Вертячьем удивительно напоминала древ­ний сторожевой пост. Сбитая из дубовых стволов, при­земистая, прочная, она стояла на самой высокой точке бугра. Мы поднялись к вышке, спросили у сидевшего на ней человека, можно ли влезть.

На многие километры открывалась земля с этой вышки. Река внизу, а далее лес, блёстки озёр, поляны, равнина лугов, опять размытый синевой лес. И опять река...