Петр на картине В. А. Серова предстает перед нами сгустком могучей преобразовательной воли, влекущим за собой споты­кающееся и еле поспевающее за государем дворянство. Полу­чив в наследство государственную машину и господствующий класс, с трудом справляющиеся с

возросшими социально-эко­номической самостоятельностью и самосознанием угнетенных сословий, Петр оставил после себя сильное феодальное, военно-бюрократическое государство, надолго обеспечившее «само­властие чиновников и полиции и бесправие народа»,

крепост­ное право, «более… твердым, могучим, всесильным», чем где бы то ни было в мире. Царь не имел четкого плана преобра­зований, но острый ум и тонкое классовое чутье помогали ему избирать верные решения.

Старая армия наглядно проявила свою непригодность ново­му государству. Поэтому уже в 1701 году были набраны ис­ключительно из дворян 10 кавалерийских полков, ставшие надежным карательным орудием государя.

К 1705 году офор­милась новая система принудительного набора крепостных в пожизненную пехотную службу. Оторванные от социальных корней, с исключительно дворянским командным составом, солдаты также стали символом самодержавного могущества.

Последовавшие затем перестройка центральных учреждений, губернская реформа, образование Сената и Синода стали круп­ными шагами по укреплению государственного аппарата аб­солютизма.

Новый аппарат обрастал «подпорками» в виде фискалов, военных ревизоров, наконец, прокуратуры, призван­ной «смотреть накрепко» и за самим Сенатом. Многократное умножение бюрократического аппарата введением 50 провин­ций вместо 8 губерний сопровождалось усилением военной власти на местах.

Меры по укреплению самодержавного государства сопро­вождались относительным и абсолютным ослаблением подат­ных сословий. Только в Петербург, по которому широко шагает на картине Петр, на смену «выбывшим» ежегодно пригоняли 40 тысяч работников.

С 1699 по 1714 год в солдатчину было взято 330 тысяч человек, сначала в возрасте от 15 до 20 лет, за­тем от 30 до 40 лет и, наконец, в возрасте 50 лет. Уже к 1710 го­ду по сравнению с 1678 годом убыль крестьянских дворов в стране достигла 19,5%, а местами (вАрхангельской, Петер­бургской и других губерниях) — 40—46%.

Подушная перепись и ревизия подняли государственный доход вдвое. Сразу после смерти Петра Сенат признал, что крестьяне свои подати «ни­каким образом понести не могут», а Меньшиков назвал сбор­щиков налогов «не пастырями, но волками, в стадо ворвав­шимися».

Сотни тысяч крестьянских душ числились в бегах. Астра­ханское и башкирское восстания, Крестьянская война под ру­ководством Кондратия Булавина были беспощадно подавлены. Власть помещиков над душами закреплялась воинскими коман­дами.

Беглые преследовались по сорока шести жесточайшим указам. Затем последовало введение паспортной системы. Кре­постной крестьянин был лишен всех человеческих прав, в том числе российского гражданства, стал «говорящим скотом», во всем подчиненным помещику.

Разорение купцов и промышлен­ников сопровождало установление полного господства принуди­тельного труда на заводах и мануфактурах. Сотни указов по­велевали силой высылать мастеров «на вечное житье» в заво­ды, «приписывали» к ним крестьян селами и уездами, разре­шали «к тем заводам деревни покупать невозбранно». Работ­ники, как и крестьяне, стали рабами.