Солнце село, но в лесу еще светло; воздух чист и прозрачен; птицы болтливо лепечут; моло- дая трава блестит веселым блеском изумруда... вы ждете. Внутрен- ность леса постепенно темнеет; алый свет вечерней зари медленно скользит по корням и по стволам деревьев, поднимается все выше и выше, переходит от нижних, почти еще голых веток, к неподвиж- ным, засыпающим верхушкам... Вот и самые верхушки потускнели; румяное небо синеет. Птицы засыпают — не все вдруг — по поро- дам: вот затихли зяблики, через несколько мгновений малиновки, за ними овсянки. В лесу все темней и темней. Деревья сливаются в большие, чернеющие массы; на синем небе робко выступают первыезвездочки. Все птицы спят. Горихвостки, маленькие дятлы одни еще сонливо посвистывают. Вот и они умолкли. Еще раз прозвенел над вами звонкий голос пеночки; где-то печально прокричала ивол- га, соловей щелкнул в первый раз. Сердце ваше томится ожидани- ем, и вдруг — но одни охотники поймут меня, — вдруг в глубокой тишине раздается особого рода карканье и шипенье, слышится мер- ный взмах проворных крыл, и вальдшнеп, красиво наклонив свой длинный нос, плавно вылетает из-за темной березы навстречу ва- шему выстрелу. Вот что значит «стоять на тяге». Итак, мы с Ермолаем отправились на тягу. ...Вообразите себе человека лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и тонким носом, узким лбом, серыми глазами, взъерошен- ными волосами и широкими, насмешливыми губами... Этот человек к кушаку привязывал два мешка, один спереди, искусно перекрученный на две половины, для пороху и для дроби, другой сзади — для дичи. Была у него легавая собака, по прозванию Валетка... Этого-то человека я взял себе в охотники, и с ним-то я отправился на тягу.

солнце-солнечный, лесу- лесной, светло- свет, птица, болтливо- болтать, лепечут, молодоя- молодость, трава- травяной, блестит- блеск, веселым- веселья, изумрудова