Мой самый близкий друг Шурик любил, оказывается, считать ворон, бить баклуши и гонять лодыря.
Дома он, как о том были наслышаны все в квартале, палец о палец не ударял, чтобы помочь бабушке. Как его только не корили вернувшиеся с работы родители, что ему не выговаривали, а ему все нипочем. В один из вечеров мы, приятели Шурика, услышали, что на его месте мы давно бы сквозь землю провалились и что мучили бы нас угрызения совести. А этому, что ни толкуй – в одно ухо влетает, в другое вылетает. И таким он, оказывается, был и когда от горшка два вершка только составлял, и теперь, вымахавши с коломенскую версту. Все с него как с гуся вода, все ему что об стенку горох.
– Нет, мать, – заключил однажды отец, – я больше не намерен бросать слова на ветер и сидеть сложа руки.
И он потянулся за ремнем на стене, чтобы Шурику всыпать по первое число, задать баню, снять с него стружку и, в конце концов, показать, где раки зимуют…