В сумерках я уже опять шагал по степи. Ветер ласково веял мне в лицо с молчаливых курантов. Я отдыхал на них среди ровных бесконечных полей, опять думал о старине, о людях почивавших в степных магилах под смутный шелест седого ковыля. Берёза очарованная осенью была счастлива, и покорна, и вся сияла озарённая снизу отсветом сухих листьев. Знойные и сухие ветры разгоняли тучи, поднимали вихри по дороге, солнце нещадно палило хлеба и травы. Степь вокруг была мертва, а десяток уцелевших изб можно было издалека принять за кибитки кочевников, покинутые в поле после битвы или чумы.