Владимир Андреевич приближался к той станции, с кото­рой должен он был своротить на Кистенёвку. Сердце его испол­нено было печальных предчувствий: он боялся уже не застать от­ца в живых, он воображал грустный образ жизни, ожидающий его в деревне, глушь, безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих он не знал никакого толку. Приехав на станцию, он вошёл к смотрителю и спросил вольных лошадей. Смотритель осведомил­ся, куда надобно было ему ехать, и объявил, что лошади, при­сланные из Кистенёвки, ожидали его уже четвёртые сутки. Вско­ре явился к Владимиру Андреевичу старый кучер Антон, некогда водивший его по конюшне и смотревший за его маленькой ло­шадкою. Антон прослезился, увидя его, поклонился ему до зем­ли, сказал ему, что старый его барин ещё жив, и побежал запря­гать лошадей. Владимир Андреевич отказался от предлагаемого завтрака и спешил отправиться. Антон повёз его просёлочными дорогами, и между ими завязался разговор.

Владимир Андреевич приближался к той станции, с кото­рой должен он был своротить на Кистенёвку. Сердце его испол­нено было печальных предчувствий: он боялся уже не застать от­ца в живых, он воображал грустный образ жизни, ожидающий его в деревне, глушь, безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих он не знал никакого толку. Приехав на станцию, он вошёл к смотрителю и спросил вольных лошадей. Смотритель осведомил­ся, куда надобно было ему ехать, и объявил, что лошади, при­сланные из Кистенёвки, ожидали его уже четвёртые сутки. Вско­ре явился к Владимиру Андреевичу старый кучер Антон, некогда водивший его по конюшне и смотревший за его маленькой ло­шадкою. Антон прослезился, увидя его, поклонился ему до зем­ли, сказал ему, что старый его барин ещё жив, и побежал запря­гать лошадей. Владимир Андреевич отказался от предлагаемого завтрака и спешил отправиться. Антон повёз его просёлочными дорогами, и между ими завязался разговор.