Это было ранней весной. Мы ехали вторые сутки. В вагон входили и выходили едущие на короткие расстояния, но трое ехало, так же как и я, с самого места отхода поезда: некрасивая и немолодая дама, курящая, с измученными лицом, в полумужском пальто и шапочкой, ее знакомый, разговорчивый человек лет сорока, с аккуратными новыми вещами, и еще державшийся

особняком небольшого роста господин с порывистыми движениями, еще не

старый, но с очевидно преждевременно поседевшими курчавыми волосами и

с необыкновенно блестящими глазами, быстро перебегавшими с предмета на

предмет. Он был одет в старое, от дорогого портного пальто, с барашковым

воротником и высокую барашковую шапку. Под пальто, когда он расстегивался, видна была поддевка и русская вышитая рубаха. Особенность этого

господина состояла в том, что он изредка издавал странные звуки, похожие на

откашливанье или на начатый и оборванный смех.

Господин этот во все время путешествия старательно избегал общения и

знакомства с пассажирами. На заговариванья соседей он отвечал коротко и

резко и или читал, или, глядя в окно, курил, или, достав провизию из своего

старого мешка, пил чай или закусывал