Возможны два взаимоисключающих утверждения: “Несмотря на внешнюю чёрствость и даже грубость Базарова в обращении с родителями, он нежно любит их” (Г.Бялый) и “Разве не проявляется в отношении Базарова к родителям та душевная чёрствость, которая не может быть оправдана”. Однако в диалоге Базарова и Аркадия точки над i расставлены: 

“— Так видишь, какие у меня родители. Народ не строгий. 

— Ты их любишь, Евгений? 

— Люблю, Аркадий!” 

Здесь стоит вспомнить и сцену смерти Базарова, и его последний разговор с отцом, и просьбу к Одинцовой, и финал романа — пейзаж сельского кладбища. 

Получается, что отношение отцов к детям и детей к отцам похожи: отцы стремятся понять детей, дети уважают чувства отцов. Однако по мере развития сюжета взаимоотношения отцов и детей рассматриваются в несколько ином плане. Перед нами не только взаимоотношения поколений, взаимоотношения людей разных политических убеждений. Отсюда конфликт — не возрастной, а социальный. И решается он в пользу детей. Приговор отцам произносит Базаров, затем они сами признают своё поражение, а в заключение звучит голос автора: “Да он и был мертвец”. Базарову можно торжествовать? Конфликт разрешён, но роман — продолжается. И заканчивается — смертью героя, которая отнюдь не “случайность” в художественной логике романа. Дело в том, что в названии три слова. Союз “и” выступает здесь в своём прямом значении — соединительном. Потому что в жизни всегда есть чёрное и белое, правда и ложь, рождение и смерть, отцы и дети. И, наверное, правда на стороне жизни, а не на стороне отцов или детей: “Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной”. Трудно удержаться и ещё от одной цитаты. В своей статье, посвящённой роману, критик Н.Н. Страхов заметил, что Тургенев подошёл и к “отцам”, и к “детям” с одинаковой мерой. “Это одинаковая мера, эта общая точка зрения у Тургенева есть Жизнь человеческая, в самом широком её значении”.