За Ильинским началась Стромынка. Это было широкое полотно, укатанное когда-то лихими тройками да тарантасами, а теперь поросшее ровной травкой. По обеим  сторонам полотна тянулись, все в цветущей гвоздике, обочины.  Среди широкой зелени вьется хорошо заметная, но все же не укатанная до пыли колея.

По обочинам Стромынки местами росли деревья, то одинокие, то небольшими группами, а то зеленел кустарник. Земля вокруг была похожа на степь, и неудивительно: мы подходили к Юрьеву-Польскому. Значит и в те времена, когда будущий основатель Москвы, называя своим именем новый городок, назвал его еще и Польским. Здесь был просторный степной остров посреди дремучих лесов.

Между тем поднялась, как из-под земли, плотная заросль ольшаника и перегородила Стромынку. Некоторое время мы старались сохранить направление и пробирались сквозь лес, надеясь, что вот он кончится, и снова откроются дали с широкой дорогой, убегающей в них. Но ольха смешалась с березняком, напросились к ним в компанию рябинка да черемуха, а малина с бересклетом так запутали все дело, что ничего не оставалось нам, как возвратиться на то место, откуда началась лесная заросль.