Легкий утренний ветер, свежестью своей напоминавший, что дело все-таки идет к осени, теперь совершенно упал. Солнце жгло, как в середине июля, даже как-то жарче, суше, шире.
      Лошади с трудом тащили громоздкий дилижанс по песку глубиной по крайней мере в три четверти аршина. Передние - маленькие - колеса зарывались в него по втулку. Задние - большие - медленно виляли, с хрустом давя попадавшиеся в песке синие раковины мидий.
      Тонкая мука пыли душным облаком окружала путешественников. Брови и ресницы
стали седыми. Пыль хрустела на зубах.
      Павлик таращил свои светло-шоколадные зеркальные глаза и отчаянно чихал.
      Кучер превратился в мельника.
      А вокруг, нескончаемые, тянулись виноградники.
      Узловатые жгуты старых лоз в строгом шахматном порядке покрывали сухую землю, серую от примеси пыли. Казалось, они скрючены ревматизмом. Они могли показаться безобразными, даже отвратительными, если бы природа не позаботилась украсить их чудеснейшими листьями благородного, античного рисунка.
      Остро вырезанные, покрытые рельефным узором извилистых жил, в бирюзовых пятнах купороса, эти листья сквозили медовой зеленью в лучах полуденного солнца.
      Молодые побеги лозы круто обвивались вокруг высоких тычков. Старые гнулись под тяжестью гроздьев.