Где-то я слышал, будто в час синих сумерек рождаются ангелы и умирают грешники. Умирают, стиснув зубы, без стона, чтоб не потревожить печальную тишину.
Стихает утомленная земля, останавливается ветер, перестают раскачиваться и мерзло скрипеть осинники.Резче отражаются в стеклянном воздухе шеренги пёстрых берёзовых стволов.
В такое синее предвечерье сидел я, привалившись плечом к косяку, на пороге охотничьей избушки, заблудившейся в еловой чащобе, смотрел на тайгу, расслабленно впитывая в себя тишину.
Мокрую спину парило от печи, гудящей еловыми поленьями, а лицо корёжило калёным воздухом. Синие сумерки с колдовской бесшумностью наплывали из таёжных зарослей. Они затопляли лес, поляны. И вот всё вокруг оказалось погружённым в бескрайнее ночное море.
Я смотрел на холодный силуэт озера, затянутого оловянным льдом. Пучки осоки, ещё не задавленные снегом, торчали вокруг него. Смотрел и в общем-то понимал старожилов ближней деревни, утверждающих, что водяные облюбовали это место для себя.